Григорий Ющенко «Чесотка черепа»
В выставку, приуроченную к 25-летию художника, вошли совершенно новые работы, а также нашумевшая серия «Волшебная психоделическая милиция», номинированная в 2010 г. на «Премию Кандинского» и показанная уже в нескольких городах России, однако в Санкт-Петербурге до сих пор не выставлявшаяся. Григорий Ющенко – один из основателей известной питерской арт-группировки «ПРОТЕЗ», одним из главных принципов своей работы объявившей сочетание нарочито брутального, экспрессивного и порой вызывающего стиля исполнения с поднятием серьезных тем, балансирующих на грани социальных и экзистенциальных проблем. При всем этом большое внимание в работах и их подаче уделяется иронии над зрителем, а также самоиронии. На счету Григория – более двух десятков выставок и акций в составе группировки «ПРОТЕЗ», две персональные выставки, троекратная номинация на престижную арт-премию «Премия Кандинского» (2007, 2008 и 2010 гг.), участие в ряде крупных фестивалей и групповых выставок (например, Биеннале Молодого Искусства «Стой! Кто Идет?» в 2008 и 2010 гг., «Живая Пермь» в 2009 и 2010 гг.), неожиданно свалившаяся народная известность благодаря выложенной в интернет серии «Реклама наркотиков», почему-то многими воспринятой буквально (после чего к художнику на разных мероприятиях стали подходить незнакомые люди со словами типа «у нас на районе мы когда собираемся, то твои картины смотрим»), руководство музыкальным арт-поп проектом «Альбина Сексова» и многое другое. В новом проекте «Чесотка черепа», как и всегда, максимально свободное и брутальное художественное воплощение совмещается с раскрытием важных философских тем. Правда, в своеобразном, зачастую юмористическом и даже издевательском ключе. Именно это делает работы не уныло-назидательными, а позитивными и утверждающими. От автора: Чесотка черепа – это у меня обозначение для состояния такого, когда не то, чтобы приходится находиться на каком краю, у какого-то выбора, не на каком-то абсолютном таком взводе, а когда вся эта эйфория настоящего уже произошла, заглянул за эту самую волшебную последнюю черту, а там ничего не оказалось, только дурость какая-то, серая похмельная скупость. То есть когда победа или поражение, да какая там разница, уже совершилась, а за ней только пустота. В книге или в фильме каком-нибудь – там ведь как – вот случилось все важное, произошел финал – и все, дальше титры идут, или оглавление в конце. А в жизни не так немножко. Вот вернулся солдат с войны – а дальше что, дальше такая унылая и убогая жизнь, и вот лежит он пьяный со своими всеми орденами под скамейкой, и никого ему уже победить не удастся. Какое бы озарение со мной не случилось, куда бы мне заглянуть не удалось – потом-то все равно приходится возвращаться в этот реальный мир с его грязными носками, человеками с нечеловеческими лицами и прочими повседневными беспонтовыми радостями. Заканчивается праздник, остаются только всяческие осколки да обломки. На этих обломках и живут люди. Вот это нехорошее, преследующее каждого, состояние чесоткой черепа и зовется, в силу назойливости своей. Вот про это я новые картинки и сделал, решив, в первый, наверное, за пять последних лет раз отказаться от каких-то отсылок к социальной тематике, потому как ужасно надоело мне, что меня причисляют то к левым, то к правым, то к бичующим язвы нашего общества, которое в гробу я видал, если честно, да мало ли куда еще. Сделал простую и незагруженную смысловыми кульбитами живопись про то, как оно там живется – когда титры закончились и последняя глава прочитана, про этот очень неприятный, но все ж таки красивый в чем-то момент. Про идиллические пейзажи глазами тех, кто уже не в состоянии их оценить, про заслоняющее остатки разума одиночества, про бабочек на трупе и прочие подобные радости.