Георгий Гурьянов. Моряки и Небеса (рисунок на холсте, фотография).
Куратор — Андрей Хлобыстин. «В порту женщины стремятся прикоснуться к моряку, вернувшемуся из плаванья: это приносит счастье». Старинная примета. «Войдя в комнату и увидев рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество». Так 130 лет назад граф Толстой достоверно описал переживания свойственные нашему современнику – художнику и денди Георгию Гурьянову. Георгий — один из немногих современных художников, которые делают то, что им нравится. Это нелегкая участь: сам себя он оценивает так строго и возвышенно, как этого не сделает ни один недруг или льстец. Произведения Георгия – плоды бесконечного стремления к безупречности и великолепию, которое овладевает всем его существом. 
Люди чувствуют это в его поведении и в его работах. Большинство если и не видят в них художественной техники, то чувствует серьезность и широту жеста. Иван Чечот, описывая эпоху барочного саксонского князя Августа Сильного, пишет, что массы требовали от высшего света великолепия. Своенравие и самодурство равно их пугает, и приводят в восторг. (Приведенная выше сцена из Толстого заканчивается тем, что граф Ростов с удивлением признается себе, что «никого бы он столько не желал иметь своим другом», как этого надменного князя). Уже лет пятнадцать сюжет творчества Гурьянова неизменен и пластически каноничен – это мир статуарных героев — секс символов, перешагнувших грань человеческого, но сохранивших неясную русскую прелесть, что положительно сказывающуюся на товарной стоимости произведений. Среди них абсолютные лидеры – моряки, летчики и спортсмены, ранее вытеснившие родченковских полуобнаженных пролетариев и колхозниц. Помимо советской фотографии 20-х – 30-х годов и классической скульптуры, очевидными источниками вдохновения художника выступают Лени Рифеншталь, Самохвалов и Дейнека. Что же во всем этом так нравится художнику и заставляет публику восхищаться им? Это романтическая мечта Георгия о героической авантюре. Моряк (или воздухоплаватель) – вечный символ человека влекомого страстью и непреклонно идущего на риск плаванья в потусторонний мир. Причем Георгию симпатичен не юный капитан в камзоле, а выраженный мужской тип: матросы и старшины срочной службы, курсанты – мужское братство, напоминающее «мужские дома» гомеровской эпохи, за чем можно видеть личную утопию художника. Фигуры этих атлетов имеют фоном только небо и море; внутренне собранные, они молча вглядываются куда-то в даль. Идеальная отвлеченность образов Гурьянова обманчива: матрос-балтиец, шагающий в рядах таких же, казалось бы, неземных красавцев оказывается молодым Марлоном Брандо; на палубе парусника художнику позируют его друзья – Виктор Цой и Георгий Каспарян; среди гребцов, всматривающихся в даль, присутствует сам автор и его модели, повторенные в нескольких ракурсах. В этом цикле произведений Гурьянова импонирует утверждение изначального, но ныне утраченного морского и портового характера Санкт-Петербурга. Творчество Гурьянова имеет двоякий характер. Во-первых, это живопись, графика и отретушированная фотография, которой художник увлекся в последние годы. Замкнувшись в мастерской, Георгий непрерывно работает одновременно над несколькими холстами впечатляющего масштаба настолько самопогруженно, что по его настроению можно понять, насколько успешно идет работа. Трудиться над одним холстом он может годами, добиваясь его новых звучаний, влюбляясь в своих персонажей, грезя наяву. Состояние поверхности холста и собственные внутреннее и физическое состояния для него практически одно и тоже. Единственный способ купить или получить на выставку картину Георгия — это просто вырвать ее у него из рук. Некоторым ловким ценителям удавалось выхватить работы еще на стадии рисунка или подмалевка, что, как они полагают не хуже живописи, которую Георгий никогда не считает вполне законченной. В настоящий момент в современном искусстве, в основной массе вялом и однообразном, основные события развиваются не в сюжете и тексте, а на уровне формирования новых фактур, интонаций, нового чувства жизни. Георгий, как постоянно работающий и остро видящий художник, чувствует это. Поэтому, увлекшись фотографией, основное время он посвящает изощренной ретуши. Добиваясь идеально-седуктивного звучания образа, он убирает все мешающие детали, а на фризе Парфенона, наоборот, может дорисовать отсутствующую у всадника голову так, что искусствоведы этого не замечают. Фотографии Георгия – это, в основном, сделанные в Италии снимки классических скульптур, или архитектурные мотивы страстно любимого им Мадрида. Другая составляющая творчества Гурьянова – работа над собственным идеальным образом. Как все главные петербургские красавцы — денди-нарциссы, художник постоянно трудился над неким светским персонажем, который сам по себе и есть произведение – «Георгий Гурьянов». Георгий определен во вкусах, совершенно прям и беспардонен с теми, кто ему не по сердцу. И это производит сильное впечатление на циников. Георгий абсолютно серьезно относится к себе и к своему искусству: он настолько искренне стремится к Идеалу, что в этом беспощаден и к себе и к окружающим. В 80-е –90-е годы Георгий стоял у истоков всех модных движений: музыкант группы «Кино», определявший ее модный имидж, создатель клубного движения, рейва и т.д. Параллельно он возобновляет занятия живописью, заброшенные после Серовского художественного училища, и добился значительных успехов: Гурьянов входит в обойму самых выставляемых в музеях отечественных художников. Его покупатели – поп-звезды и аристократия, от Милен Фармер и Маруши до фон-Бисмарка и фон-Габсбуг. В 1990 году ведущие московские критики, тогда еще вовсе не жаловавшие ленинградцев, признают его «художником года». Нынче светский лев более похож на отшельника и общается в основном с небольшим кругом друзей. Изредка он устраивает у себя вечеринки, на которые все стремятся попасть. Для этого меньшинства предоставляется редкая возможность увидеть его последние работы, обычно продающиеся в частные собрания, минуя зрителя. Неудивительно, что посмотреть как на произведения, так и на самого легендарного денди, на вернисажи в галерею Д137, работающую с Гурьяновым, всегда собирается масса публики.
Андрей Хлобыстин