Встреча с наместником Псково-Печерского монастыря ахимандритом отцом Алипием осенью 1973 года.

Мы подружились в семидесятом году — я, Вик (Вячеслав Забелин) и Алена (Валентина Сергеева). Учились в Ленинградском художественном училище имени В.А.Серова. В 1973 году мы познакомились с Александром Исачевым. Он приехал из Белоруссии и был художником и поэтом. Саша был харизматичным  человеком и обладал поэтической внешностью – высокий и худощавый, со светлыми длинными волосами и ямочкой на подбородке. Мы часто встречались с Виком на Маяке (станция метро Маяковская), куда он приезжал из Петергофа, где жил в то время, шли в «Сайгон», и дожидались Исачева. Мы все вместе много общались, читали стихи, слушали музыку. У меня было два виниловых диска — Дэвид Боуи «Hunky Dory», с вступительным текстом Джона Леннона  (он для меня культовый до сих пор) и Боб Дилан «The Freewheelin’ Bob Dylan». Эти диски я слушал постоянно, а потом еще появился снова мой любимый «Revolver» Битлз. В то время и трех пластинок было достаточно! Мы много говорили об искусстве и, как художники, хотели себя найти в каких-то графических формах, что, кстати, было разумно для поиска своей индивидуальности. Потом у нас случилась духовная революция. Я был атеистом до этого, но у нас стали происходить духовные беседы, очень мощные. Они бесконечно продолжались от «кухни» до Летнего сада, где на скамейках мы постоянно-постоянно об этом говорили. Кстати, потом график Юрий Люкшин нам сказал, что «когда вы вели такие беседы, с вами рядом стоял Господь…»,это  потому, что, когда мы обсуждали такие вещи, у нас часто дрожали руки, происходили мощные переживания, вся душа горела! Это было очень сильно… Исачев предложил познакомиться с поэтом Константином Кузьминским. Когда мы пришли, Константин лежал на диване под одеялом абсолютно голый — так он принимал посетителей! Завязалась интересная беседа на волнующие нас темы, и он посоветовал поехать к отцу Алипию, рассказав, что тот помог многим художникам, в том числе и Михаилу Шемякину. Мы вышли от Кузьминского и подумали, а почему бы нет?

ВИК, Алена и Исачев

Потом сели на скамеечку, поговорили, затем купли билеты и в этот же день уехали в Псково-Печерский монастырь к наместнику архимандриту отцу Алипию.

Мы отправились втроем – я, Вик и Исачев.  Алена в то время была в больнице и не смогла к нам присоединиться. Ехали мы на поезде  с большими папками, где лежали наши работы ( и Аленины в том числе).

Путешествовали очень весело, курили травку. Утром, когда вышли на станции , было по — осеннему холодно. Мы добрались до монастыря, и  он поразил меня — мост, вход и там разные уровни, на которых расположены постройки и храм. Так красиво… Мы увидели огромную очередь, которая располагалась «змеей» и поняли, что это стоят люди к отцу Алипию. Мы со своими папками оказались в конце очереди. Пока мы ждали, я обратил внимание на то, что на ступенях у собора стоит на коленях очень высокий и пожилой человек в армейской шенели, чем-то похожий на актера Дворжецкого в роли  Хлюдова из «Бега» Булгакова. Стоит и не входит в храм.

В это время на балкон вышел отец Алипий и начал беседовать с людьми в очереди, в которой стояло много семинаристов, имеющих проблемы с учебой, плохие отметки, угрозу отчисления. И вдруг он обратился к нам и спросил, кто мы такие и зачем пожаловали? Мы ответили – художники, привезли работы и хотели благословение получить. « А ну ка, сюда идите!», сказал отец Алипий. И мы подошли к дверям…   Нам открыла пожилая, суровая женщина и сказала, чтобы мы поднимались наверх. Значительно позже и случайно в разговоре, который происходил в галерее «Д137» с вдовой известного петербургского художника Тимура Новикова (ставшего впоследствии нашим другом) — Ксенией Новиковой, выяснилось, что это была ее мать! Мы поднимались наверх по широкой лестнице. Мне показалось, что дом внутри был значительно больше, чем выглядел снаружи. Пройдя первый пролет лестницы, мы оказались на площадке, где висела большая и потрясающая работа в стиле Уильяма Тернера, прекрасно написанная!  Мы поднялись на второй этаж, и нас встретил отец Алипий. Он сказал, что это работа Айвазовского «Последний залп» и пригласил войти в зал. Зал был большой. Там стояло несколько столов с макетами церквей, которых было очень много. Далее располагался еще один зал с трапезным столом.

Отец Алипий доброжелательно с нами заговорил и рассказал подробно  про макеты, что они сделаны один к одному, как эти церкви и храмы. Это было впечатляющее зрелище! Затем попросил  показать наши работы. Мы разложили их на столах и стульях. Он смотрел внимательно и с большим интересом, а мы рассказывали про себя и наши устремления. Отец Алипий сразу же произвел  впечатление того человека, который тонко понимал искусство, и человека, с которым можно было поговорить о себе почти на равных (так, например, с нами общался Андрей Геннадьев, художник, в то время уже состоявшийся и известный, который был значительно старше нас). Время текло за разговором незаметно, и мы было уже собрались уйти, но отец Алипий пригласил на трапезу за стол во второй зал. Во главе стола сел отец Алипий , по правую руку от него разместились я и Вик, по левую – Саша Исачев.  Угощение было прекрасное — коньяк, рыба, арбузы! За трапезой мы продолжили беседу. Отец Алипий рассказал о себе, о том, что он художник по образованию, что состоял в отделении при Союзе художников, что разочаровался в художественных объединениях и считает, что творческому человеку лучше подальше держаться от власти. Рассказал, что много занимался реставрацией после войны и собственноручно реставрировал вместе с другими монахами Псково-Печерский монастырь. Про войну говорил немного, только о том, что дошел до Берлина и что многие из его однополчан сейчас здесь, в монастыре. Слушать его было очень интересно. Он рассказывал эмоционально, мягко, но иногда сурово и  с иронией, переходящей в ярость. Это касалось «наездов» советской власти на монастырь и того, как местная власть пыталась отнять монастырские земельные уделы, что поддерживалось на правительственном уровне, и про то, как приходилось отбиваться.

Потом отец Алипий предложил сделать небольшой перерыв, посоветовал нам посмотреть картины и разрешил покурить. Он направил нас в какое-то помещение вниз, которое назвал «галереей». Там был большой коридор, поднимающийся наверх и заканчивающийся несколькими ступенями и деревянной дверью с металлическим засовом. Куря, мы конечно полюбопытствовали  — открыли засов и высунули наши физиономии с папиросами во рту на улицу. Мимо проходили два монаха и так жестко на нас прикрикнули, чтобы мы дверь закрыли, что мы сразу же ретировались. Вернувшись, мы конечно об этом отцу Алипию не сказали и продолжили беседу. Внизу была огромная коллекция картин, очень много передвижников  — Поленов, Левитан и другие. Отец Алипий поведал нам, что спасал после войны многие произведения искусства, хранил их в монастыре и собирался передать в коллекцию Русского музея. Он упомянул, что в монастыре был Михаил Шемякин и показал его работы.

Мы поделились тем, что хотим создать группу и сделать совместную мастерскую, или, например, купить дом в Зеленогорске и там вместе работать. К нашему удивлению, отец Алипий  ответил, что не верит в союзы и группы, в долгосрочное сотрудничество творческих людей. Это все не нужно, а каждому необходимо пройти свой путь и «найти себя».

Некоторые вещи он говорил нам как священник, некоторые – как художник, некоторые – как прорицатель. Он не спрашивал нас о том, молимся ли мы, причащаемся, ходим в церковь – он и так, похоже, все знал про нас. У меня сложилось такое впечатление, что мы его чем-то порадовали и интересно, что именно нас он выбрал из огромной очереди…

Отец Алипий  проводил нас вниз,  и перед закрытой дверью мы попросили его благословить нас. Он благословил, мы поцеловали ему руку и хотели попрощаться.  Неожиданно он сказал, что хоть и не верит, что мы купим дом для работы в группе, но все же хочет дать нам денег, чтобы мы обрели некую независимость и могли заняться поиском своего пути. Сумма была по тем временам огромная – две тысячи рублей. Мы поблагодарили и  вместе с отцом Алипием вышли за порог. В этот момент зазвонили колокола и взлетела огромная стая птиц! Было шесть часов вечера, и это значит, что мы пробыли у отца Алипия весь день, с десяти часов утра. Время пролетело незаметно. Человек в армейской шинели так и стоял на коленях у храма. Отец Алипий сказал, что у этого человека тяжкий грех, он страдает и в храм войти не может. Отмолит и поймет, когда можно будет…

Мы вернулись в Ленинград. Конечно, дом мы не купили, а деньги разделили на четверых, включая Алену. Жизнь у всех поменялась. Я расстался с Аленой, и она стала жить с Виком…   Саша Исачев участвовал в газаневских выставках в Ленинграде, строил дом в Белоруссии, где, к сожалению, неожиданно рано умер…

Не знаю, кто и как поступил со своей частью денег, но я все потратил на книги из «Букиниста» на Литейном.  Я давно захаживал туда и с восхищением смотрел на альбом Рогира ван дер Вейдена под стеклом витрины. Да так смотрел, что пот со лба  на стекло капал! Но мне, волосатому двадцатилетнему «сопляку» никто книгу за сто шестьдесят рублей в руки не давал. А тут я захожу и говорю – хочу купить! Весь магазин на меня уставился…  Купив альбом я позвонил Вику, и мы потом бесконечно листали этот альбом на скамейках, в садиках, попивая вино. Изучив и впитав все из этой чудесной книги, я решил, что мне нужно какое-то радикально другое искусство. Я вернулся в «Букинист», продал обратно альбом Рогира ван дер Вейдена (правда дешевле, потому что обложку оставил себе и храню до сих пор как святыню, наклеив ее на деревянную подложку). В магазине вижу шикарный, в золотом переплете, и очень дорогой альбом Сальвадора Дали. Там их было три одинаковых — самый дорогой стоил пятьсот рублей. Я купил альбом  за двести пятьдесят рублей. Он стоил дешевле, так как у него страничка была чуть оторвана. Позвонил Вику и история повторилась – скамейки, садики, вино и великий Сальвадор Дали. Следующий был альбом Пикассо – толстенный, шикарного издательства, с наклеенными репродукциями. Потом мне в магазине, когда я заходил, сразу предлагали что-нибудь новенькое. Так я познакомился с творчеством Клее, Мондриана, Поля Дельво. Это был неоценимый опыт для меня в моем творческом развитии, ведь в то время не возможно было найти подобные вещи. Все это было благодаря отцу Алипию.

По окончанию  училища Серова, я поступил в Мухинское, где долго не продержался. В то время я уже обладал многими знаниями в изобразительном искусстве и определенной независимостью. Преподаватели в дружеской форме сказали, что я со своей индивидуальной техникой «порчу учеников» и посоветовали заниматься самостоятельно, что я и сделал с удовольствием! Затем была работа в Мариинском театре, где мне посчастливилось застать Михаила Барышникова, работа на Леннаучфильме, предложение от мультипликатора Кржижановского переехать в Москву и работать с ним и учиться  во ВГИКе. Но меня интересовало другое — хотелось независимости и поиска своей индивидуальности в изобразительном искусстве. Мои друзья также находились в творческом поиске, но мы все-таки создали свою группу и назвали ее «Алипий». В 1975 году сделали первую неофициальную выставку  группы «Алипий» у меня в квартире на проспекте Большевиков. В группу входили я, Алена, Вик и Владимир Скроденис. Позднее к нам присоединился Виктор Трофимов. Затем, в 1978  году, мы организовали свою совместную мастерскую, как это сейчас называется-сквот, на Литейном проспекте дом 127, где поселились я и Вик с Аленой. Это было живое и творческое место, где встречались художники, поэты, писатели, ученые, философы, музыканты, астрономы  и близкие по духу люди. Мы сделали ряд совместных выставок, но к 1983 году все постепенно угасло и мы разъехались по разным мастерским. Каждый пошел своим путем, как и говорил отец Алипий. Никто из нас не вступил в официальные художественные организации, но мы были одними из создателей и участниками ТЭИИ — независимого объединения художников Ленинграда.

Сергеев и ВИК

Я думаю, никто из нас тогда не осознавал, какую роль в нашей жизни сыграла встреча с этим великим человеком – наместником Псково – Печерского монастыря, священником, художником, фронтовиком и мудрецом отцом Алипием. Но теперь это очевидно. Он помог нам понять, что независимость, индивидуальность, внутренняя свобода и служение высоким целям, как ни высокопарно это звучит, это главное в творчестве.

Сергеев Сергей Александрович
Петербург 19.01.2019